|
(продолжение)
О Ахура-Мазда! Бог мой!
Сегодня я на всех дорогах тропах моей необъятной сладкой Имперьи Сасанидов всех несметных врагов друзей принимаю угощаю одаряю ублажаю!
Я царь не войн и кровопролитья, а я царь винопролитья а я царь хмельных скоротечных пиров праздников! Айя!..
Я пьяный пьяный неоглядный царь и моя Имперья неоглядно пьяная хмельная!
Я голова, а имперья –-тело.
Голова пьяная – тело пьяное....
А иначе все империи не стоят и одного рыжего муравья, что в моем стволе-фаллосе гневно рьяно пьяно застрял...
И царь рыдал от счастья.
А сказано: «Блаженны плачущие, ибо утешатся».
И царь утешался...
Но орел-могильник витал стоял над его головой пианой, над его пиаными женами, конями, стрелами, одеялами...
Но!..
Воспомним дни как волны в бурю набегающие!..
Царь, воспомним дни грядущие непроглядные...
В раю шел снег в аду была весна...
И поэт шел с нагой костью ветхою в руках по ветхому берегу реки Сорбо, а вокруг были Последние Времена...
Царь, иль в моих руках кость плакучая текучая твоя?..
И поэт шел с нагой костью в плачущих руках а над ним шла как чайка Ненила-Малина-Русь в небесах в горах
И на пне сарматской сосны сидел ветхий ветхозаветный Хызр-Ходжа в дряхлых тленных изумрудных византийских страждущих шелках шелках шелках
Ай сладки вы Последние времена!
Ай гуляй! дави! пей! убивай! разоряй! сокрушай! у исхода! у обрыва! у пропасти! у конца! Айя! айда!..
Но Хызр-Ходжа рыдал.
Но поэт с костью в руках рыдал.
Но Ненила-Малина рыдала шествуя в небесах в фанрамитских горах.
И!
И орел-могильник витал стоял над ущельем Рамит-Ситора-Звезда.
И орел-могильник чуял ждал над пианым Бахрам-Гуром Сасанидом и над пиаными женами конями газелями стрелами псами одеялами его.
Царь, пора?
Царь вставай от одеял!
Скоро скоро скоро по всем тленным пыльным смертным дорогам твоей Имперьи арабы корейшиты понесут Огненную Вечную Книгу и от Нее навек бежит твой бедный бог Ахура-Мазда и Заратуштра! Аушья! аушья! аушья!
Скоро скоро погромный пророк мусульманской святой резни войны Кутайба ибн Муслим придет на дороги Имперьи и в одной руке его будет Книга а в другой дамасская необъятная сабля со святыми сурами письменами аятами!
И кто не поклонится Книге – поклонится сабле! айя!
И кто не возьмет в душу слова Аллаха – в того войдет неслышно разрывная дамасская сабля с огненными письменами сурами Корана!
Алиф! Лам! Мим!
Бисмиллои Рахмони Рахим! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! Аллаху Акбар! У! Уй!..
И если народ не возьмет в душу в жизнь извечную в судьбу свою Книгу Аллаха – то он возьмет в тело свое погромную святую дамасскую корейшитскую аравийскую кишащую змеиную саблю с вечными кровотекущими живыми обагренными письменами-аятами.
Воистину будет так!
И самая вечная сладкая Книга – Книга написанная вырезанная на мечах ножах стрелах саблях пулях бомбах
И книга сия вечна и вечно человеки сию Книгу читают и внимают ей.
И такие книги писали на бычьих шкурах и на пергаментах и на саблях и на мечах и на пулях и на атомных бомбах, что еще таят письмена последние тайные непрочитанные свои.
И бес объял победил целые народы – и потому родились безумные всенародные всеобщие поголовные бомбы.
И!..
Царь Бахрам-Гур дальный веселый хмельной дивный охотник! пора! вставай от одеял!
Пора! царь! дитя! Еще далеки Последние Времена! и их тебе не увидать, царь!
Гляди – твои вазиры, твои военачальники твои воины слуги нукеры во главе с главным военачальником Имперьи Науфаль-Халиль-Султан-Зульфикаром пришли от столицы Имперьи Персеполя и принесли на трех верблюдах-дромадерах древний златой Трон Имперьи на четырех златых львиных лапах!
Гляди – они поставили Златой Трон в твои испуганные притихшие одеяла!
Царь вернись на Трон от безумных погибельных пьяных младых косых охот!
Царь вернись на Трон! царь тебя кличет твоя необъятная Имперья-Сирота!
Тебя алчет твой необъятный сирота-сосунок-народ!
Царь тебя Династья ждет!
Царь оставь хладных коней псов ланей жен!
Тот кто совокупился с женщиной – с тем семь дун не говорит Бог!
Но одержимый объятый телесными сластьми царь уйти восстать от одеял от жен от псов от коней от газелей не мог не мог не мог
О! Царь Кайхусрав! Царь Кайкубад!.. Где ваши династьи имперьи души черепа?.. Айя!..
Всю ночь я брал в руки птицу райскую длиннохвостую мухоловку, чуял пальцами бьющееся вьющееся тельце.
И она упокоилась улеглась в руках моих...
Поэт, уйдешь в небо... Уйду...
Всю ночь я брал в руки рыбу форель и чешуя ея жемчужна и нежна и сладко забвенно перстам моим как от приречного кроткого ветерка от нея...
Поэт, уйдешь в реку... Уйду…
Всю нощь я брал в руки каменную куницу и она смирялась вилась в моих руках и лелеяли ласкали утешали меня ее царские меха.
Поэт, уйдешь в землю... Уйду... Ууууу
А!
А царь Бахрам-Гур Шахиншах раздольный в одеялах лежал.
И над ним орел-могильник недвижим стоял чуял ждал уповал.
И в одеялах пустынный Златой Трон Имперьи Сасанидов стоял на четырех львиных златых неистовых державных лапах.
И в одеялах лежала близ царя Азада-Агама, Азада-Стрела, Азада-Гюрза, Азада-Рысь.
И она была нага и открыта вся царю.
И в одеялах лежала близ царя девственница Дилором-Чанги, Дилером-Камыш, Дилором-Газель, Дилором-Бамбук.
И она была нага и открыта вся царю как каршинская белая степь что нельзя пройти ни пешком ни верхом ни рабом ни царем и девственность была неодолимой оградой стеной дувалом ее.
И она шептала чисто стройно и дыханье чистое родниковое нетронутое было у нее, ибо не пила вина и не курила анаши-конопли и не знала семени мужа она:
– Азада-Агама родная кровная сестра моя. Я люблю тебя.
Но боле люблю я несужденного мне царя.
А Азада-Агама шептала:
– Дилором-Чанги! родная сестра моя! я люблю тебя!
Но стрела бьет лань! но гюрза жалит пьет цедит газель! но больная младая рысь грызет целебный сахаристый бамбук и камыш!
Царь Фаридун! Царь Йим! Питиахш Папак! мои былые цари! где постели где одеяла где соплетались соединялись мы?
Ай я вспоминаю я маюсь я визжу я вою от них!..
Дилором-Чанги я люблю тебя но бойся но беги моей любви как газель гюрзы как лань стрелы!
Ибо остался в моих прощальных одиноких погребальных неурожайных одеялах один царь один охотник один Бахрам-Гур Сасанид!
О царь – в одеялах не утони!
О Трон Златой Имперьи в шелках волнах одеялах в коврах в постелях бешеных не утони!
Ибо царские ночные неистовые одеяла колодези омуты Герируда Сырдарьи Амударьи бездонны глубоки и неумелые жены навек тонут в них в них в них как безрукие безногие пловцы!.. Йис!..
И у нее было дыханье палых болезных овец и кладбищенских трупоядных шакалов от многих поросских родосских хеттских мидийских перегоревших вин и от конопляной тьмовой анаши и от разнопахучих семян мужей царей
Смерть! подкаменный майский скорпион каракурт изнывающий от избытка наплыва могильного яда где таишься ты?
Я пущу тебя смерть скорпион каракурт в одеяла
мои!
Я с тобой смерть!..
И тогда царь Бахрам-Гур воскричал восстонал восстал воззвал приказал повелел из одеял.
И тогда царь сказал:
- Пусть на вечном Златом Троне Империи Сасанидов бушует живая скоротечная пагубная святая жизнь любовь а не сумеречная смерть а не погромная унылая мертвенная плесень моль тля Власть!
Ибо власть – это всегда смерть! плеть! меч! яд! нож! стрела!
Пусть будет Златой Трон как постель утех а не как палаческий помост а не как бездонный всенародный Саркофаг!
Айя!
И тогда воскричала Азада-Агама нага из одеял:
– Царь! давай обольем Трон Златой златых Сасанидов ско-
робегучим терпким живым веселым человечьим перламутром! жемчугом! серебром!
Царь! изольем на Златой Трон!
Царь! я б родила тебе царя да растратилась в чужих постелях одеялах шелках коврах царях рабах!
Царь неплодная неурожайная я!
А!
Царь я люблю тебя!
Царь давай сойдемся сольемся зайдемся изольемся извергнем жемчужны млечны сладки беглы тунны семена на Златом Троне царь! царь!
И царь Бахрам-Гур повелел и рабы воины воздвигли запруду из гладких валунов бараньих лбов на зеркальной до дна хрустальной реке Сиёме.
И поставили в серебряные воды запруды Златой Трон и там на Троне Азада-Агама и царь соединялись маялись метали а потом сходили с Трона Сасанидов в прозрачные дивные льстивые благодатные щекочущие ледниковые воды воды воды и там омывались очищались.
И царь сказал:
– Мы рыбы, Азада-Агама! И только чешуя от нас сребристая не опадает не уплывает.
И царь Бахрам-Гур повелел и рабы воины взяли из серебряной запруды Златой Трон и воздвигли его в белых сахарных ветвях столетней хиссарской чинары.
И воздвигли царя и Азаду-Агаму на Златой Трон и там они бились соединялись.
И царь сказал:
– Мы птицы, Азада-Агама. Только перья от нас лучистые не сыплются не витают не опадают не летают.
И царь повелел и Златой Трон внесли в пещеры горы Фан-Рамит и там во тьме царь и Азада как кромешные летучие мыши как суслики-тарбаганы соединялись.
И царь сказал:
– Мы звери нор. Но где яростные когти и хвосты и волнистые вздыбленные сумасшедшие меха наши?
И Златой Трон вынесли из пещеры и поставили среди вешнего невинного ущелья Рамит-Ситора-Звезда
И стала тишь тишина.
Царь прошумело схлынуло семя твое как вешняя Сиёма-река?..
И Азада-Агама шептала:
– Царь я люблю тебя но не рожу тебе царя ни в водах ни в ветвях ни в пещерах ибо я неурожайная как обугленный прогорклый орех пустая... айя!
И Бахрам-Гур стенал и косился на Дилором-Чанги и томился недоступной как снежная Фан-Рамит-гора девственностью ее.
И Бахрам-Гур томился на Златом Троне с Азадой-Стрелой нагой и устал от нее и от колодезного пустынного тела ее и грыз губы ее и груди ее и круглые как валуны окатыши шелковые атласные ноги ее а потом он сошел сполз с Златого Трона и стал в муке грызть золотые державные львиные лапы.
Да не давались они гневным горьким зубам младым его...
О!..
Тогда голо наго тоскливо смутно стало царю.
Тогда голо стало ему и в цветущих жимолостях алычах шиповниках грушах виноградах яблонях вишнях тополях турангах орехах чинарах
Ай голо! ай тускло! ай смертно! ай пустынно! стало
Ай младой царь и нашла на тебя печаль предмогильного шейха Хызр-Ходжи старца!
Ай одиноко ай дико сиротливо отроку-царю и в ветущих деревах необъятно неоглядно лепестки родящих роняющих
И царь Бахрам-Гур глядел очами белесыми невидящими ненавидящими обмелелыми
И затосковала душа его и тело его и скелет и все двести сорок восемь костей тайных составных его... (О Господь ужель нельзя было проще содеять сотворить человека? Хотя бы из двухсот сорока семи костей, ведь всякая болит!)
И окрест царя пели пели золотистые и изумрудные щурки и царские пятнистые удоды и арчовые дубоносы и райские длиннохвостые мухоловки и ферганские алмазные фазаны и лесные коньки и индийские дрозды и камышовки и тяньшаньские крапивники и краснокрылые стенолазы и иволги и соловьи рамитские, а не пела молчала непернатая непевучая скорбная душа царя.
И средь мириадов певчих хлопотливых стай не пела душа его.
И отовсюду глядели на царя соитья, совокупленья, соблазненья, совращенья, совпаденья и скорбно голо было ему.
И только глядел царь на орла-могильника и на орла-ягнятника и на орла-бородача.
И звал его:
– Орел-могильник мой последний друг! я царь Бахрам-Гур Сасанид Чубин Шахиншах мира царь необъятной Имперьи царь сотен племен и народов! орел-могильник я твой!
И в двадцать лет я вкусил несметных охот коней псов стрел кабанов жен!
И в двадцать лет я вкусил любовь!
Царь ты вкусил плоть, а не любовь!
И только смерть не вкусил я!
И только смерть осталась у меня!
И хочу ее испробовать вкусить я! Айя!
И только смерть – тайна для меня!
Смерть иди сюда! Смерть я зову тебя! Нас двое на земле – ты да я!
Орел-могильник орел стервятник орел бородач хочещь заживо отведать меня?
Эй слуги воины вознесите втащите на вершину снежную горы неприступной Фан-Рамит меня!
Там в снегах снежные барсы лежат!
Там они изорвут изгрызут охотника печального меня!..
Ай царь Ашурбанипал! царь Аргишти! царь Дадидри!
царь Яссар!..
Ай святые мертвецы, скоро буду с вами я!.. от этой жизни я устал устал устал...
Азада-Агама прощай неплодная возлюбленная моя.
Дилером-Камыш прощай возлюбленная несужденная нетронутая ненарушенная моя.
Мой арчовый ивовый островок средь пенных бешеных волн реки Кафирнихан! прощай! пусть волны не затопят не зальют не разнесут тебя! прощай!
Но!..
И!..
И тут!..
И тут царь увидел как два винторогих козла-нахчира встали на вершине горы Фан-Рамит.
И они чутко стояли там а потом весенние слепые темные кипучие кровяные игрища гоны течки начались у них и стали они метаться по горе а потом сошлись сшиблись совпали веселые тела их и понеслись понеслись неразлучно совокупно сцепившись насмерть напоследок упоенные влюбленные понеслись святые вольные и с бездонного обрыва скалы фан-рамитской сошли сошли пошли сорвались.
Но и в воздухе последнем не разлучались веселые вольные морды тела ноги души их! И божий двукозел над горами витал парил!
И они пали насмерть в пропасти и пропасти стали последними постелями их!
Но успели они! Но успели они в небесах, а потом на землю полегли!
Так часто погибали в любовной схватке-истоме-полете винторогие нахчиры-козлы.
И потому вырождалось вымирало мелело нищало святое летучее любовное стадо их!..
И царь Бахрам-Гур увидел их и сказал:
– Я хочу как козлы-нахчиры лететь! парить! витать! любить!..
Я хочу умереть как они!
Азада-Агама! возлюбленная моя! ты со мной полетишь?
Дилором-Камыш! возлюбленная моя! ты со мной полетишь?
..И Азада молчала как стрела которая не летит, как змея которая не ползет а спит.
И Дилором прошелестела как под ветром камыш прозвенела как под перстом забвенная струна:
- Царь я полечу с тобой.
И тогда царь понял кто его любил.
Кто не мог разделить с ним любовь и жизнь а мог с ним смерть разделить вкусить.
– Дилором-Камыш возлюбленная моя! ты со мной
полетишь!..
Но пока перемещали Златой Трон вместе с царем и Азадой свечерело повечерело в ущелье Рамит-Ситора-Звезда.
И от пустыни Кызыл-Кум пришла тюркская узбекская уйгурская верблюжья засушливая луна
И от пустыни Кара-Кум пришла таджикская дождливая туманная печальная плакучая луна
И от пустыни Гоби пришла цаган-монгольская грядущая победная кровавая луна
И от пустыни Такла-Макан пришла красная как яньаньская тыква китайская луна
А вместе с Красной Луной пришла ночь красного кабана красного волка нощь красной лани ночь красного ножа нощь красного убойного охотника стрелка.
А в ночь Красной Луны бойся самоубийства ибо Красная Луна бессонная темна хмельна дурна.
И от Красной Луны идут бредовые кровавые кровомутные кровоядные Времена! да!
И в Красную Луну кровоядные кровомутные мужи острей алчут ищут жен ибо полная луна мучит насыщает полнит сосуды жилы их! да!
А те мужи что не находят жен и не истратятся в них, те алчут жаждут убийств, чтобы утихла усмирилась понизилась сошла изшла кровь их... да...
Но!
Но над горой Фан-Рамит встала древнеперсидская зороастрийская звезда Тиштар Звезда Дождя Ангел Дождя.
Пророк Заратуштра! Пророк народов языков и империй!
Тиштар – твоя возлюбленная звезда!
Пророк но близок срок твой! Уже грядет на твои
народы и имперьи и языки пророк Пайгамбар Мухаммад!
И Он отнимет у тебя все твои народы и имперьи и языки!
И только звезда Тиштар останется у тебя!
И только звезды Тиштар не отнимет Он у тебя...
Прощай прощай прощай прощай...
И царь Бахрам-Гур Сасанид млад яр в очах погибельный пожар жар жар жар!
И царь сказал дурея хмелея от Красной Луны:
– Дилором-Лань! Пришла ночь!
В эту нощь мы совершим последнюю охоту на земле этой! а утром взойдем на гору Фан-Рамит и сойдясь обнявшись объяв друг друга полетим над землей возлюбленная моя!
Эй слуги воины охотники! готовьте гонных коней необузданных псов! берите стрелы и сабли копья и ножи!
В ночь Красной Кровавой Луны пусть будут красными рдяными кабаны-секачи тугайные олени лани газели киики волки винторогие нахчиры-козлы! Ииздигирт! Иии!
Пусть последняя моя охота по земле гранатовой рубиновой избыточной рекой бежит!
И стали готовиться к охоте.
В раю шел снег в аду была весна...
И от Красной Луны пришли Красные Последние Времена... да!
Поэт глядишь следишь?
Гляжу тоскую чую царь!..
Скоро скоро!.. Андайя!..
Гляжу царь! вижу – вот она последняя ночная погромная убойная охота битва бойня резня твоя!
Гляжу царь! вот твоя охота готова скакать гнать терзать разрывать убивать...
Гляжу царь но печально мне...
Царь словно твоя загробная заупокойная кость на брегу реки Сорбо в моих руках…
И Ненила-Малина витает зовет грядет в небесах в горах...
Но что это?..
Гляди царь!
Туман туман туман туман туман туман
И тут со снежных хребтов Коктау Чалтау Алатау Хирманджоу Хазратишох пошли большие снежные вешние ветры на ущелье Рамит-Ситора-Звезда.
И они принесли от Китая от Синьцзяна желтый златой лессовый яньаньский удушливый слезный туман туман туман туман
И не стало тюркской узбекской уйгурской таджикской цаган-монгольской и иной луны.
И стала желтая тьма и туман дурман мгла мга.
И стала тьма.
И не стало ни пророка Заратуштры ни звезды Тиштар его.
И не стало в ущелье ни зверей ни птиц ни человеков а только туман
И не стало слышно пенья птиц а только шелест как от летящих осенних листьев иноязычных желтых дынных иероглифических китайских мириадов летучих неприкаянных кочующих душ: Игь! Хинь! Мань! Уянь! Уяль! Хи! Туа Туа Туа Туа...
И они шептались перекликались так...
Куда куда куда залетел пришел китайский туман?
Куда куда куда залетели занеслись несметные стайные души духи Хуа? куда?
Иль это перелетные стаи гусей лебедей чибисов индийских ибисов древнеегипетских в тумане перекликались блуждали?..
Не знаю, не знаю, не знаю...
Царь Бахрам-Гур Сасанид погибла заблудилась ослепла охота последняя твоя!
Царь тьма мга тебя взяла и твою охоту, а завтра смерть твоя а завтра тебя ждет снежная Фан-Рамит последняя гора!
– Нет! – задыхаясь умирая от тесного тумана воскричал царь.– Пусть во тьме в тумане будет скачет охота моя!
И зверь ослеп от тумана и его можно слепого руками трогать убивать!
Азада-Стрела бери в руки стрелу иль нож и бей лань!
- Да, мой царь!..
- Дилором-Лань бери нож и режь тугайного покорного оленя!..
- Нет, царь!..
...И пошла в тумане последняя охота царя.
И охота была побоище кровавшце резня.
Тесная слепая тупая бойня была.
И охотники брали в руки стрелы ножи сабли и в тумане в упор в тело в глаз в плоть в кость били резали слепых бухарских тугайных оленей и газелей и архаров и ланей и кабанов-секачей и коней и псов и двух заблудших однолеток красных сибирских горных волков.
И не надо было коням скакать а псам бежать догонять и зверя рвать.
Туман был. Мга была. Тьма была.
И зверь не знал куда бежать. И стоял.
И стояла немо бушевала буйствовала творилась ярилась в тумане последняя охота Бахрам-Гура царя.
Царь устала рука твоя с ножом? устала душа твоя? царь это резня а не бой!
Царь, завтра смерть твоя! и ты хочешь этих невинных беззащитных убитых зверей взять с собой?
И в иных мирах продолжить продлить охоту свою? О!..
Да, поэт! Пойдем со мной!
Лучше быть с мертвым царем, чем с живым рабом!
Поэт я и тебя возьму с собой!
Поэт будем охотиться в мире ином!
Поэт что ты без царя?
Поэт – всего лишь одна вспышка тайного безбожного ножа!..
Поэт! ни один зверь не может быть таким рабом как человек!
И где убьют царя – там убьют и царского певца.
А у раба и певец раб.
А грядет раб а грядет рабский певец как китайский туман... Айя!..
Поэт, прощай!.. Кончается ночь... Кончается охота... кончается туман мгла тьма... кончается жизнь моя младая как ледниковая рассыпчатая алмазная волна волна волна... Ааааааа...
Поэт, пойдем со мной!.. Продолжим охоту царскую в иных мирах!..
Аааа!..
И нощь изшла.
И охота изшла.
И Красная Луна изшла.
Тут запела утренняя родниковая флейтовая шахриянская иволга и пошел Большой Хрустальный Ветр от Хиссарского Чародейного Хребта.
Поэт, бойся Большого Ветра, ибо он осыпает обивает довременно щедрые плоды с дерев и от него мается трясется бедное сердце поэта и может упасть сорваться как плод довременный...
И изшел туман и обнажил утреннее дивное невинное ущелье Рамит-Ситора-Звезда.
И вновь запели птицы и вновь зацвели деревья.
И царь Бахрам-Гур Сасанид увидел ночную загробную охоту резню свою.
И лежали на земле убитые лани архары олени кабаны-секачи и два молодых однолетних сибирских красных волка и три коня и три борзых пса, ибо во тьме убивали охотники и не знали кого убивают...
Ибо во тьме слепые убивали слепых...
В раю шел снег, в аду была весна...
Царь! и была тьма и много невинных убили там...
Поэт! а будет такая тьма и не станет во тьме виновных и невинных и не станет ни охотников ни дичи ни жертв а только будет резать нож и свистеть хрипеть сабля пуля бомба меч огонь стрела...
Поэт и ты будешь в той тьме!
Поэт и ты узнаешь те времена!..
А моя охота – это лишь ручей, а та грядущая тьма народов – океан...
Поэт, пойдем со мной!..
Иль мне жаль тебя!..
Погоди царь!
…Но пришло утро и птица иволга пела в ущелье Рамит-Ситора-Звезда и Звезда Ангел Дождя Тиштар над горой Фан-Рамит стояла излучала ожидала.
И лежали на земле убитые лани олени кабаны и волки и кони и псы.
И у реки Сиёмы до дна хрустальной кристальной зеркальной у песчаной жемчужной отмели лежала Дилором-Лань.
И она была убитая тихая потому что в девьем лоне ея стрела слепая тугая прямая убойная хищная безумная всевластная стояла.
Словно нашла свой колчан
Тогда царь Бахрам-Гур ночной охотник Шахинщах необъятной Имперьи Сасанидов сказал.
Тогда царь воскричал.
Тогда царь восшептал и стал глядеть на охотников воинов нукеров вазиров слуг убийц своих и искал убийцу средь них и не мог найти.
Тогда Азада-Стрела тогда Азада-Рысь тогда Азада-Агама тогда Азада-Гюрза прямая снежная как гора Фан-Рамит тогда Азада сказала:
– Царь не ищи убийц среди охотников своих.
Тогда Азада-Стрела сказала:
– Царь ты сказал: «Азада-Стрела бери в руки стрелу иль нож и бей лань!»
И был туман но я нашла свою лань!
Азада-Стрела нашла свою Дилором-Лань!
Царь ты сказал а я повиновалась!
Царь ты не смог разрушить девственность ее а я разрушила стрелой своей!
Царь!
Она была мне кровная сестра а стала кровавая сестра! на века!
Тогда сказала Азада-Агама и была прекрасна чародейна снежна неприступна высока как Фан-Рамит гора.
И она была прекрасна как всякий убийца что не скрывает не таит деянья своего.
Тогда сказала Азада:
– Царь теперь ты полетишь со мной с вершины Фан-Рамит-горы!
Теперь возлюбленный мой мы полетим с тобой как горные святые нахчиры-козлы!
Теперь возлюбленный царь мой мы с тобой одни.
Ты.
Я.
И третья – смерть.
Тогда она сказала:
– Царь теперь мы с тобой полетим навека насмерть с горы.
Но царь сказал:
– Азада-Стрела Азада-Агама Азада-убийца ты полетишь одна.
И царь поглядел на охоту кровавую свою и на йитую свою Дилором-Лань и понял навек кого он любил.
А Азада-Агама гордая высокая дикая последняя нагая прошла мимо царя дохнула пахнула на него великим вольным спелым телом своим уж обреченным и пошла по горе Фан-Рамит, и царь не глядел на нее а глядел на мертвую Дилором-Лань.
А Азада-Стрела взошла на гору на снежную адову скалу и сразу с ходу яро прямо сошла с нее и Большой Ветр с Хиссарских хребтов не удержал не взял ее и пала рядом с Дилором-Ланью сестрой своей.
И теперь они лежали рядом.
Тогда их отец Главный Военачальник Имперьи Науфаль-Халиль-Султан-Зульфикар бесслезный, ибо любил Имперью и войны ее и царя ее более своих дочерей, сказал:
– Царь, не сокрушайся! Я добуду в войнах новых жен и новых дочерей подарю тебе для охот и утех.
Но царь сказал:
– Отец, хватит мне этих двух мертвых.
И тогда Науфаль-Халиль-Султан-Зульфикар взглянул на них как отец, а не воин, а не раб Имперьи, и заплакал.
Тогда царь Бахрам-Гур Сасанид сказал слугам воинам сподвижникам своим:
– Я не хочу отдавать тела их земле.
Я не хочу отдавать их червям.
Я хочу как парсы отдать их орлам.
Пусть они орлами витают летают в горах горах горах...
Тогда царь приказал воинам молчным своим, чтобы они отнесли вознесли воздвигли Дилором-Лань и Азаду-Стрелу на снежную вершину горы Фан-Рамит на которой в вечноснежной колыбели лежали снежные барсы и порождали и над которой уж! уж! уж! орлы-стервятники орлы-могильники орлы-ягнятники орлы блаженные стояли ждали уповали.
Айя!
А ты царь?
Кайхусрав-царь! Кайкубад-царь! цари древлие и что же вы не поможете живому не утешите брата-царя?
Айя!
...Царь Бахрам!
Царь и ты Владыка Мира и Царь Имперьи и Царь человеков а раб соитья?
Но! Царь! Прошли дни соитий и наступил день любви.
Но утонул он в днях соитья как малый камень в волнах половодья каменной реки реки реки.
И пришел день любви средь многих дней соитья, но ты царь не узнал его.
И тогда пришла смерть.
И ты узнал ее царь.
И смерть закрыла глаза Дилором-Лани любви твоей и открыла твои глаза царь.
Да поздно.
Поэт в многошумных днях-волнах соитьях своей любви-волны не упусти! Йи! Йиздигирт!
Но упустил?
Царь! И перестало тело женщины мучить тебя.
Царь и перестали тешить тебя кровавые рдяные охоты убийства твои.
Царь Златой Трон Имперьи ждет тебя!
Царь Имперья ждет тебя!
Царь народы дети младенцы сосунки ждут кличут тебя как кормящую обильную мать.
Царь изшла младость! охота! любовь твоя!
Царь хладная власть ждет тебя! Айя!
Да! Берикилля!
И вот ты уходишь царь!
И вот ты садишься на Златой Трон и на трех верблюдах дромадерах уходишь уходишь уходишь уходишь навсегда на века!
Погоди царь!
Сейчас навек ты сгинешь изойдешь изветришься в веках!
Оглянись, царь!
Вот! вот! вот! вот! вот прощальное твое дивное святое печальное отроческое лицо в безумных пылких гонных смоляных кудрях агатах чернее мокрого блестящего горящего вороньего крыла .кудрях кудрях кудрях.
Царь зачем теперь тебе ярые спелые сафьяновые неистовые каракулевые змеиные кудри твои?
Царь для кого ныне они?
О святой Бахрам-Гур Сасанид! блаженный великий неистовый божественный царь!
Царь!
И ты гранитной душной несметной рукой которой мог заживо задушить гималайского медведя и ты царской хмельной дрожащей рукой вырываешь прядь смоляных агатовых невинных кудрей из головы неподвижной недрогнувшей своей.
И ты вырываешь прядь невинных неповинных кудрей из бороды непролазной своей.
Чтобы не рыдать не стенать.
Чтобы Дилором-Лань забыть задушить не вспоминать.
Я знаю царь!
Разве Цари Владыки Империй Народов Языков разве рыдают стенают?
Разве Владыки Цари не убивают а убиваются маются как безымянные рабы человеки феллахи гуламы дехкане крестьяне?
Разве плачут?
Царь ты улыбаешься улыбаешься улыбаешься.
Царь!..
Да руки да кудри рыдают рыдают рыдают…
И уходит грядет навек на века навсегда по ущелью Рамит-Ситора-Звезда но уходит бредет грядет по векам, словно по горам, охота твоя и Златой Трон твой и твоя божественная бесслезная болезная всевечная бессмертная царящая парящая орлиная голова глава в святых святых разорванных разграбленных кудр’ях кудр’ях кудр’ях, Царь!
Прощай!..
…В раю шел снег в аду была весна…
Когда стрела попадает в птицу – она кричит не от боли а от радости.
Поэт, ты птица та?..
А поэт шел брегом реки Сорбо с дивной дальней чародейной чьей-то костью в руках.
А Хызр-Ходжа сидел на пне сарматской сосны в иэумрудных веющих византийских шелках и не мог сойти со пня, ибо стар стал.
А дева-жена Ненила-Малина одиноко брела витала в небесах в горах.
А река Сорбо текла как тогда.
А птицы пели в ущелье Рамит-Ситора-Звезда как тогда.
А деревья кусты цвели как тогда.
А гора Фан-Рамит сияла лучезарной белизной снежной вершины как тогда.
Но были Последние Времена…
В последний раз река текла…
В последний раз гора стояла…
В раю шел снег в аду была весна…
А?
1983
© Сopyright: Тимур Зульфикаров, 2014
| 