Возвращение

Когда в детстве я спрашивал у бабушки, почему ставни дома номер двенадцать по улочке Крузо всегда остаются закрытыми, она отводила глаза в сторону и старалась сменить тему разговора. Когда же я проявлял несвойственное мне упорство, бабушка отвечала уклончиво, с явной неохотой вдаваться в подробности или что-то мне разъяснять. Единственное что мне удалось узнать от своей родни – однажды в том доме произошло что-то «очень нехорошее», несчастный случай или что-то вроде того. Вот и вся информация, которой я обладал на тот момент. Через пару лет, когда я заметно возмужал, и соседские девчонки начали оказывать мне всевозможные знаки внимания, неприкрыто выражая свою симпатию, дом номер двенадцать по улочке Крузо перестал, как прежде будоражить мое сознание и фантазию – я потерял к нему всякий интерес. А вскоре, позабыл о нем совсем. И кто бы мог подумать, что спустя столько времени, я, уже сам, будучи главой семейства, проживая на другом конце света, в нескольких тысячах километров от тех мест, где проходило мое детство, юность и отрочество, вдруг вспомню про этот дом.

Он привиделся мне в жутком кошмаре, в котором я, полностью обнаженный, спасался от кого-то бегством на ватных полусогнутых от ужаса ногах, которые никак не хотели мне подчиняться. Улицы, по которым я бежал в своем кошмаре, сменяли одна другую, и в какой-то момент я начал узнавать эти места: справа от меня проплывала аптека, куда мама ходила, когда кому-то нездоровилось, сразу же за ней – табачная лавка, где обычно покупал сигары отец. Разносивший корреспонденцию почтальон, как ни в чем не бывало, приветливо помахал мне рукой. Вот-вот должен был показаться и мой дом – он находился в самом конце улицы, но я, охваченный ужасом, свернул направо в узкую аллею, которая минутой позже, вывела меня на улицу Крузо. И тут передо мной выросла эта черная гудящая громадина, с облупившейся краской на стенах, перекошенным крыльцом и ввалившейся внутрь крышей. Окна дома, как и прежде, были наглухо закрыты ставнями, но вот входная дверь больше не была заколочена досками – она свободно гуляла в проеме, поскрипывая ржавыми петлями, приглашала войти. Я понял, что не в силах сдвинуться с места – ноги, будто по колено окаменели и вросли в асфальт. Я закрыл глаза и приготовился к встрече с неизбежностью.

Первое что я увидел, когда открыл их вновь – было перепуганное лицо жены. Она трясла меня, пытаясь разбудить. «Дурной сон» – не вдаваясь в подробности, сообщил я, сбросил с себя влажное от пота одеяло и направился в душ. Весь день сон не шел у меня из головы. Я вспоминал наш скромный, но уютный домик, бабушку, маму, возившуюся в палисаднике, наконец, отца, читающего газету в кресле-качалке на крыльце. Незаметно пролетела неделя, затем – еще одна, но тяжелый осадок на душе сохранялся. Дом номер двенадцать основательно засел у меня в голове. Я чувствовал, что если в ближайшее время ничего не предприму, то превращусь в параноика. И поэтому, через пару дней сообщил жене, что свой июньский отпуск собираюсь провести в гостях у матери. «Мы же собирались на острова!» – жена была явно разочарована таким поворотом событий, но, тем не менее, выразила желание составить компанию. Мне это было только в радость. Кроме того, она тратила столько сил и времени на детей, что небольшая передышка была ей необходима как глоток свежего воздуха. Я пообещал, что она обязательно увидит океан в конце декабря.

В скором времени, мы отвезли детей в деревню к старикам жены, упаковали чемоданы и заказали такси до аэропорта. «Боже мой! Он великолепен!» – прошептала Мила при виде «Синей Птицы». Авиалайнер, и в самом деле, выглядел впечатляюще, прежде всего, из-за своих гигантских размеров. Не смотря на то, что перелеты в наше время стали делом обыденным, глядя на эту громадину, с трудом верилось, что она с легкостью может подняться в небо, игнорируя известные законы гравитации, и тем более, благополучно доставить нас в любую точку мира. «Добро пожаловать на борт! Надеемся, что полет пройдет для вас с комфортом!» – спародировал я речь пилота, чем вызвал у жены улыбку. Мы поднялись по трапу.

Перелет длился почти десять часов и порядком нас вымотал. Я не привык к таким длительным воздушным путешествиям, и моя жена – тоже. Мы вообще летали не так часто, по возможности, отдавая предпочтение наземному транспорту. Твердая опора под ногами придавала мне уверенности в том, что завтрашний день наступит. Мила не любила перелеты из-за того, что все время приходится сидеть в кресле, практически в одном и том же положении – она каждый раз с трудом выдерживала эту пытку.

  Когда мы приземлились в Лу, уже совсем стемнело. Дорога от аэропорта должна была отнять еще часа полтора, кроме того, нужно было найти свободное такси, что в поздний час, здесь представлялось делом весьма проблематичным. Я предложил жене заночевать в отеле, и уже на утро, свежими и отдохнувшими, продолжить маршрут. Мила целиком меня поддержала, к тому же, ей хотелось посмотреть сильно ли изменился Лу с того момента, когда она была здесь в последний раз, а сделать это представлялось возможным только при свете дня.

Мы переночевали в «Черном медведе», сытно позавтракали, после чего отправились дальше. По Лу нас вез энергичный старикан с грустными щенячьими глазами, который всю дорогу болтал без умолку. Он с радостью отвечал на вопросы жены, пересказывал нам сплетни и городские легенды, у которых уже давно отросла борода – я слышал их еще мальчишкой, иногда притормаживал и тыкал пальцем в одну из жалких местных достопримечательностей – какой-нибудь пыльный валун или прогнившую хибару, где жил когда-то местный чиновник. «Скажите, а вы знаете что-нибудь про заброшенный день на Крузо?» – не выдержал я и задал старику волновавший меня вопрос. Мила с удивлением посмотрела на меня. «Как же не знаю! Там, когда-то давно, жили одни немцы – Блоссы – счастливая молодая семья. Но в один прекрасный день произошла трагедия – малыш Блосс, которому недавно исполнился годик, по недосмотру матери захлебнулся в ванной во время купания. Не справившись с горем, Анна Блосс, в скором времени, покончила с собой. Такая вот грустная история, сюжет для книги или киносценария». «Ну а что же господин Блосс?» – полюбопытствовала жена, заинтригованная рассказом старика. «Владимир Блосс? Заколотил злополучный дом и уехал подальше. Наверное, решил попробовать начать жить заново. Кто бы не поступил на его месте так же?»

Тем временем, мимо проплывали знакомые мне с детства пейзажи. Мало что изменилось здесь с тех пор, как я покинул родительское гнездо – разве что открылось больше лавчонок, да приземистые домики, выстроившиеся вряд вдоль центральной улицы, поменяли окрас фасадов. Словом, малолюдный городок, нагоняющий тоску.

Такси остановилось напротив двухэтажного коттеджа с выбеленными стенами, небольшого, с ухоженной лужайкой перед входом, и низеньким, почти что игрушечным заборчиком, через который можно было без труда переступить. Мы расплатились и вылезли из автомобиля. Стояла великолепная солнечная погода, какая бывает здесь в разгар сезона. Я поднялся по ступенькам на крыльцо и постучал в дверь.

Мама вступала в ту пору жизни, которую было принято деликатно называть «золотой осенью». Это была тихая застенчивая женщина, с мечтательным взглядом, которая после смерти мужа, большую часть времени проводила на заднем дворе в палисаднике, ухаживая за цветами. Иногда, в выходные дни, она приглашала к себе гостей на чай, или же, с одной из подруг, выбиралась в центр города за покупками. Поэтому, когда приоткрыв дверь и осторожно выглянув наружу, мама увидела нас, ее радости не было предела. Я с нежностью обнял ее и поцеловал в щеку. После того, как моему примеру последовала Мила, мы зашли вовнутрь.

Я быстро скинул дорожные башмаки возле входной двери, как обычно проделывал это в детстве, и прошел в гостиную. Громоздкий диван, обтянутый кожей, с деревянными резными подлокотниками, небольшой круглый столик напротив, в дальнем левом углу комнаты – бюро отца, скорбящее под балдахином по своему хозяину, фарфоровая фигурка балерины, застывшей в attitudeefface на нижней полке книжного шкафа – от всех этих предметов, которые когда-то очень давно были верными спутниками моего взросления, теперь веяло тоской и унынием. Они перестали дышать в тот же миг, как кончилось мое детство. Я вернулся в прихожую, где мама пыталась помочь Миле справиться с молнией на чемодане.

Большую часть дня мы провели за просмотром пожелтевших семейных фотоальбомов и светской болтовней. Близился вечер. «Куда это ты собрался?» – с подозрением поинтересовалась жена, застав меня после ужина в прихожей, влезающим в башмаки. «Хочу прогуляться» – ответил я. Мила подошла ближе и положила руки мне на плечи: «Без меня ты никуда не пойдешь!» – бескомпромиссным тоном заявила она.

Примерно с час бродили мы, держась за руки, словно парочка влюбленных подростков, по безлюдным улочкам засыпающего городка, прежде чем я решился повернуть в сторону Крузо. «Так это и есть то самое место?» – спросила меня жена, всматриваясь в очертания дома номер двенадцать, который медленно тонул в подступающих сумерках. Я кивнул.

Странно, но теперь этот дом не казался таким уж зловещим как раньше – в детстве или ночных кошмарах. «Просто мрачный заброшенный дом» – сказал я себе, наблюдая за тем, как по ту сторону улицы, на одну их торчащих балок развалившегося крыльца села ворона. Было слышно, как поскрипывают на ветру старые заплесневелые стены, которые казалось, вот-вот сложатся как карточный домик. «Хочешь войти внутрь?» – Мила внимательно посмотрела на меня. «Нет, лучше пойдем – здесь неподалеку есть одно местечко, где подают отличный заварной кофе» – ответил я, и вновь взявшись за руки, мы побрели дальше.

Доктор Крокот

Доктор Крокот достал из ящика стола рецептурный бланк и положил перед собой. Остро заточенный карандаш переместился из пластикового стакана в правую руку доктора и принялся вытанцовывать замысловатые пируэты на шероховатой поверхности бумаги, такой же тонкой и пожелтевшей как кожа девяностолетнего старика. Напротив доктора на табурете сидела пышнотелая женщина средних лет, в свободной черной блузе, под тканью которой, будто две горы, вздымались и опускались огромные груди. Ее взгляд был прикован к кончику танцующего карандаша. Доктор Крокот выполнил завершающий штрих, и серый ластик застыл в воздухе. Безмолвно шевеля губами, упрятанными в густую растительность седых усов и бороды, он перечитал рецепт, после чего, отложив карандаш в сторону, строго, поверх очков, посмотрел на сидящую напротив пациентку.

- Это лекарство, – доктор Крокот постучал ногтем указательного пальца по рецепту, – должно помочь в вашем случае – оно избавит от тошноты и болей в желудке. Однако, признаюсь, я по-прежнему убежден что все это от нервов. Вам следует больше двигаться и не залеживаться в постели после сна. Пожалуйста, возьмите рецепт.

Застенчиво улыбнувшись, женщина убрала листок в лежавшую на полу у ног сумочку, похожую на декоративную собачку, мирно дремлющую возле свой хозяйки.

- Доктор, вы знаете, я женщина одинокая...

- Главной мотивацией для вас – должно быть ваше здоровье, если вы клоните к этому. Позаботьтесь о своем теле, и тогда оно позаботится о вас, – назидательно изрек доктор Крокот, вознеся палец к потолку.

- Знаю, знаю, я полностью с вами согласна, – закивала женщина, – но, видите ли, когда рядом нет...

- Помнится, в прошлый раз вы говорили, что к вам часто приезжают погостить родители, – перебил ее Крокот.

- Ах, доктор, всего лишь пару раз в год! Разве это часто?!

- Нечасто, – пробурчал в бороду доктор Крокот, поглаживая поверхность стола. Ситуация требовала от него как от человека вежливого и чуткого к своим пациентам более развернутого комментария, но доктору определенно не нравилось направление, в которое уходил разговор. Вследствие этого он чувствовал себя неловко.

- А ведь скоро Рождество! – прервав неловкое молчание, радостно заметила вдруг женщина, любуясь немолодым, но чрезвычайно мужественным лицом доктора, – скажите, вы как-нибудь празднуете этот день?

- Видите ли, я не особо религиозен... – окончательно сконфузился доктор Крокот, – и если быть предельно откровенным – то ничегошеньки не смыслю в религиозных постах, обрядах и праздниках.

- В таком случае, я хотела бы пригласить вас к своему праздничному столу, – робко улыбнулась женщина, – каждый раз на Рождество я готовлю Курник, уверена, вы бы оценили его по достоинству. А если бы вам вдруг захотелось узнать больше об этом празднике – я с радостью рассказала бы о его истории и традициях празднования – это так интересно!

- Благодарю вас за приглашение, но, к сожалению, вынужден буду отклонить его. Есть некоторого рода обстоятельства, – доктор Крокот кашлянул в кулак, – обстоятельства, из-за которых...

- Нет-нет, не нужно объяснений, я понимаю, – женщина потупила взгляд и опустила глаза. Уголки ее рта опустились и едва заметно подрагивали.

- Господи, как же неловко я сейчас себя чувствую, – прошептала она после недолгой паузы, которая, как показалось доктору Крокоту, длилась целую вечность. Он был уверен, что пациентка разрыдается и теперь благодарил судьбу за то, что этого не произошло, потому как женские слезы каждый раз провоцировали у него состояние ступора и вызывали желание провалиться сквозь землю.

- Вы слишком мнительны, не стоит принимать каждый пустяк так близко к сердцу. Уверен, что после того как вы последуете этому совету, желудок перестанет доставлять вам лишние хлопоты, – доктор Крокот неуверенно улыбнулся пациентке, в надежде, что слова, слетевшие с его губ также неожиданно как ватага озорных воробьев с облюбованного насеста, не причинят и без того уже опечаленной отказом женщине, новую порцию душевных переживаний.

- Вполне возможно, – согласилась пациентка и шмыгнула носом, – спасибо за прием, доктор.

Она наклонилась для того, чтобы подобрать с пола сумочку, после чего, тяжело дыша, поднялась с табурета.

- Не забывайте регулярно принимать лекарство два раза в день до приема пищи, я отметил это в рецепте, так что пускай он всегда будет у вас на видном месте.

- Непременно, доктор, – отозвалась женщина с застывшей на устах извиняющей улыбкой и печалью в глазах.

- Если потребуется, вы можете записаться на прием сразу же после праздников! – поспешил напомнить удаляющейся в сторону выхода пациентке доктор Крокот, и эти слова заставили женщину на мгновение замешкаться у двери, потому как прозвучали подачкой, бесцеремонно брошенной в спину.

- До свидания, доктор, – сухо попрощалась она и закрыла за собой дверь.

Тем временем короткий зимний день близился к завершению. За окном, в подслеповатом свете фонарей хлопьями валил мокрый снег, в пелене которого, то и дело терялись, проезжающие мимо, гудящие автомобили, да безликие прохожие, топчущие серую слякоть. Доктор Крокот сбросил с плеч медицинский халат, ставший для него за тридцать лет врачебной практики второй кожей, аккуратно повесил его на спинку стула. Пора было закрывать кабинет на ключ, влезать в пальто и отправляться домой.

Прежде чем сесть в автобус, доктор Крокот, не смотря на сильную метель и одышку, преследовавшую его последнюю пару лет, решил прогуляться пешком. Не замечая суетливых прохожих, он шагал по заснеженному проспекту, запрокинув голову, мечтательно всматриваясь сквозь падающие снежные хлопья, в холодное зимнее небо. Свернув с шумного проспекта, он вышел к центральной городской площади, в центре которой, замысловато опоясанная гирляндами перемигивающихся разноцветных огоньков, стояла новогодняя ель. Немногочисленная шумная детвора под присмотром родителей возилась поблизости.

Где подарки, папа? – тянула отца за руку розовощекая малышка, разочарованная отсутствием привычных разноцветных коробок под деревом.

- Появятся немного позже, дорогуша – в ночь на первое января! – пояснил отец, пританцовывая на месте, для того чтобы согреться.

Эта нечаянно подсмотренная сценка оживила в памяти доктора Крокота события давно минувших дней – он был, быть может, чуть старше этой девочки в красном комбинезоне, когда точно так же как и она, в преддверии новогоднего праздника, тянул за рукав отца, с мольбами о наборе ракеток для бадминтона, в который так сильно хотелось научиться играть, чтобы щеголять перед сверстниками и ребятами постарше, уже успевшими освоить азы этой восхитительно игры. Родители были тронуты таким рвением сына – заветный подарок дожидался своего часа в укромном месте, готовый совсем скоро осчастливить мальчика своей находкой.

Игорь Крокот улыбнулся и тяжело вздохнул. Он подумал, что через четверть часа уже будет находиться дома, где его никто не ждет и никогда не ждал, за исключением дряхлого фокстерьера Капрала – единственного преданного друга, который умер от старости три года назад, где его встретят не разогретые остатки вчерашнего ужина, мерзнущие в холодильнике, старенький просиженный диван напротив телевизора, и наконец, в завершение дня – неубранная холодная постель с измятыми простынями и перекрученным одеялом. "Но скоро непременно что-нибудь произойдет, что-то изменится, может быть в новогоднюю ночь, а может быть на Рождество" – был твердо уверен доктор Крокот, ведь не смотря на солидный возраст, он все еще не терял надежды на то, что чудеса, все же, иногда случаются.

Человек, который приходил в полночь

Курьер всегда приходил ровно в полночь. Не помню, чтобы он когда-либо опаздывал. Каждый раз, как только стрелки настенных часов в моей скромной квартире сливались на отметке в 12 часов, отрывисто раздавался дверной звонок, через пару секунд – еще один, затем, через примерно такой же интервал – последний – третий. Курьер всегда звонил трижды, такая уж сложилась традиция. За пару часов до его прихода, я, обычно, принимал горячий душ, после чего влезал в старые плюшевые тапочки и махровый халат цвета морской волны. Некоторое время я растерянно бродил по своей однокомнатной квартирке, из комнаты в коридор и обратно, затем шел на кухню – заваривал себе кофе, после чего возобновлял свое блуждание уже с аккуратной кружечкой ароматного напитка в руке. С девяти до двенадцати время тянулось чертовски медленно. Иногда, чтобы хоть как-то скоротать его, я брался за газету, заведомо купленную в этих целях днем, в киоске, который находился неподалеку от серой безликой многоэтажки, в которой мне «посчастливилось» иметь квартиру. Сегодня я взял один из этих «грязных» мужских журналов с полуобнаженной красоткой на обложке – соблазнительной блондинкой с явно силиконовой грудью. Я редко когда приобретал подобную печатную продукцию, но в этот раз я решил хоть как-то разнообразить свой вечерний досуг, к тому же, с самого утра у меня было приподнятое настроение, которое совсем не хотелось омрачать в конце дня некрологом с последней странички «Огней вечернего города».

Я опустился в кресло напротив мигающего телевизора и принялся листать журнал. Красотки сменяли одна другую по мере того как переворачивались страницы, но не смотря на всю их вожделенную красоту, мыслями я был далеко от них. В преддверии очередной встречи с таинственным незнакомцем, коим курьер продолжал для меня оставаться, не смотря на то, что звонил в мою дверь каждую ночь на протяжении уже нескольких лет, я испытывал некоторое волнение, впрочем, как и всякий раз незадолго до его прихода. Казалось бы, мне пора было привыкнуть к этим регулярным посещениям, но на деле это не представлялось возможным. Каждый раз был для меня как первый.

Наша первая встреча произошла два с половиной года назад, промозглой октябрьской ночью, когда дождь за окном лил с такой силой, что, несмотря на терзавший меня вот уже несколько часов никотиновый голод, я так и не рискнул спуститься вниз за сигаретами. Я решил скоротать остаток вечера перед телевизором, и, устроившись поудобнее в кресле напротив, стал щелкать пультом, переключая телеканалы. Спустя какое-то время я задремал.

Меня разбудил звонок в дверь, который мое сознание сперва приняло за часть снившейся мне за мгновение до этого беспокойно белиберды. Но через пару секунд в дверь позвонили снова, затем – когда я окончательно проснулся – в третий раз. Я с трудом поднял с кресла свое отяжелевшее тело и, проклиная все на свете, поплелся в прихожую.

- Какого черта? Первый час ночи! Кто там еще? – выругался я, пытаясь разглядеть звонившего, через дверной глазок.

Но на лестничной площадке было так темно, что не представлялось возможным разобрать даже тени – в который раз какой-то хулиган выкрутил лампочку.

- А то ты не знаешь! Открывай скорее! У меня мало времени!

Теряясь в догадках, я принялся отпирать. Дверной замок щелкнул, и в квартиру ворвался противный сквозняк, который сорвал с коридорной тумбочки ворох неоплаченных счетов и разбросал их по полу. На пороге стоял он.

На незнакомце был длинный серый плащ и такого же цвета фетровая шляпа, тень от которой скрывала большую часть лица моего ночного гостя так, что отчетливо видны были только широкие гладковыбритые скулы. Словом, этакий Пери-утконос. С тех пор, я так и называл его про себя. Из мрака лестничной площадки он вытолкал ногой небольшую картонную коробку и пододвинул ее ко мне.

- Вот, сегодня только одна, позаботься о ней, – бросил мужчина, все так же скрывая лицо, которое я тщетно пытался разглядеть.

- Вы меня с кем-то путаете. Не думаю, что мы с вами встречались прежде, – я перевел взгляд с незнакомца на коробку.

- Снова ты за старое, – как-то опечаленно произнес он, достал из кармана плаща пачку сигарет и закурил.

 - Просто делай свою работу, идет? – сухо резюмировал загадочный мужчина в плаще, развернулся и в один миг растворился в темноте.

Ошарашенный, я не в силах был сдвинуться с места – стоял и таращился на коробку под ногами.

А в следующую ночь он принес еще одну, и еще … с тех пор это так и продолжалось. В выходные коробок обычно было больше – от трех до пяти штук. Поначалу я оставлял их в коридоре, но по мере того как их количество увеличивалось – свободного места становилось все меньше и меньше. И тогда я начал аккуратно расставлять коробки вдоль стены, затем – ставить одну на другую, так, что взгроможденные друг на друга, они стали напоминать кирпичную кладку. Когда одна из стен полностью скрылась из вида, я принялся за другую, затем – за оставшуюся. Но коробки продолжали прибывать, и мне ничего не оставалось делать, как приступить к возведению второго ряда «кладки», потом еще одного и еще … и еще … В результате, пространство моего коридора сократилось до узкого прохода, тоннеля или тропинки, на которой едва бы смогли разминуться двое, пространства, необходимого для того чтобы беспрепятственно добраться до двери, открыть ее и принять новую партию «товара». Но коридор не был резиновым, так что далее я воспользовался кухней, оставив свободным доступ к холодильнику, плите и столу, и, наконец – жилой комнатой, которую загромоздил меньше всего, выстроив пару рядов коробок у стены напротив окна, да затолкав несколько штук под кровать. Коробки все прибывали и прибывали, а места катастрофически не хватало, вот тогда-то я и вспомнил про давно уже пустующий гараж, перешедший мне в наследство от деда. Я перенес часть коробок туда, тем самым, заметно освободив места в квартире. Но я понятия не имел, как долго будут продолжаться ночные визиты Перри утконоса и прекратятся ли они вообще когда-нибудь. Тогда я стал подумывать об аренде какого-нибудь относительно небольшого складского помещения или чего-нибудь в этом роде. Благо на то у меня были деньги, да и на мои архитектурные проекты все еще был спрос. Пока что …

Но до аренды склада дела не дошло – еще оставалось немного места в гараже. Его должно было хватить на пару месяцев, а то и больше. По крайней мере, я очень сильно надеялся на это. Вел ли я счет этим коробкам? Конечно, вел: 2115. Сегодня я рассчитывал еще на одну – ведь это был вторник. Знал ли я, что находится внутри? Нет, не знал. Я никогда не заглядывал ни в одну из них, хотя очень часто у меня и возникало такое желание. Сказать по правде – я боялся, боюсь и сейчас того, что могу там обнаружить. Думаю, вы догадываетесь, о чем это я? Вот-вот.

Я отложил глянцевый журнал с красотками в сторону и взглянул на часы. 11.15. Ну что же, у меня было еще немного времени для того, чтобы прошмыгнуть на кухню и заварить себе кофе покрепче. Собственно, так я и поступил.

Я вернулся в комнату, уселся поудобней в кресле перед мерцающим телевизором и стал дожидаться своего Пери-утконоса. Да и что еще, черт возьми, мне оставалось делать?