Александр Блок в Царском Селе

Александр Блок никогда в Царском Селе постоянно не жил, но, как большинство петербуржцев, приезжал сюда, навещал друзей и знакомых, гостил у них, гулял по царскосельским паркам. Посещение Блоком Царского связано, в первую очередь, с тем, что на самой окраине (города по современной топографии – в районе Песочной улицы), за Египетскими (Кузьминскими) воротами и неподалеку от ныне не существующей деревни Большое Кузьмино, проводил на даче летние сезоны его ближайший друг – Евгений Павлович Иванов. Литератор, детский  писатель, публицист, в последствие – автор воспоминаний о Блоке, он был ярок, самобытен, неординарен и во многом непостижим. Но именно его Александр Блок включил в число избранных друзей, поставив на первое место в «номинации» под названием «Мои действительные друзья» (Запись 1916 г. в «Записной книжке» поэта).

В письме к матери от 13 июля 1908 г. Блок делится своими впечатлениями о загородной поездке: «Был 11-го вечером у Ивановых в Царском» (Евгений Павлович жил с родителями, у него были брат Александр, «совершенно исключительный», по словам Блока, и сестра Мария, которой он посвятил стихотворение «На железной дороге» – Авт.) У них и вообще в Царском мне очень понравилось. У них – окраина – есть что-то деревенское, фруктовый садик, старая собака и огромная даль; на горизонте виден Смольный монастырь. А в парке (Екатерининском – Авт.) пахнет Пушкиным: «сияющие воды и лебеди».

«Огромная даль», которая открывалась взору Блока от дачного дома Ивановых – это простирающаяся до горизонта на восток и север от Ижорского уступа (глинта) Приневская низменность, начинавшаяся у его подножия простором Кузьминских полей и лугов.

Трудно себе представить, что когда-то оттуда можно было увидеть Смольный Собор в Петербурге. Замечательный вид открывался и с Белой башни в Александровском парке, на которой Блок также побывал.

Известно, что Блок не питал любви к роскоши и помпезности, и в горячо  любимом Петербурге предпочитал отдаленные окраины, предместья и пригороды. В заграничных поездках «наиболее близкой России» ему представлялась Германия. Италия восхищала, но и утомляла отсутствием лиризма, Франция же вызывало у него полное неприятие. Особенно отвращал от себя Версаль: «Все, начиная с пропорций мне отвратительно в XVIII веке, поэтому Версаль мне показался более уродливым, чем Царское Село». Как отмечал Э.Ф. Голлербах, «Блок-скиф чужд миру Растрелли и Гваренги». (Так тогда писалась фамилия архитектора Джакомо Кваренги).

Самым любимым его местом на земле было родовое имение Шахматово в Клинском уезде Московской губернии. Именно там летом 1908 г. Блок создавал свой знаменитый стихотворный цикл «На поле Куликовом». Но и перед отъездом в Шахматово, и по возвращению оттуда, он побывал у Евгения Иванова в Царском Селе. И завораживающие его кузьминские дали в перекличке с шахматовскими также могли послужить прообразом донских степей, где в1380 году (ровно за 500 лет до рождения Блока) произошла кровавая Куликовская сеча. Мысль об этом впервые была высказана Голлербахом: «Где-то на краю города жил летом Евгений Иванов. <…> и здесь, за Кузьминскими воротами, в тумане вечерней долины, зародилось  ˝Куликово поле˝. <…> Унылое поле за Кузьминым ему казалось прекраснее, чем барочная пышность Эрмитажа» (в Екатерининском парке Царского Села – Авт.) – не потому ли, что в просторе этого «Куликова поля» ему мерещились предстоящие великие бои «Двенадцати» с белогвардейскими войсками в страшные осенние дни девятнадцатого года?

Кому как не поэту-провидцу читать в глазах истории судьбу своего отечества? (Эти строки Голлербах написал в конце 1920-х годов. Он и не предполагал, что история жестокого ратного противостояния получит свое продолжение. Ведь именно здесь, за речкой Кузьминкой, в суровые годины Великой Отечественной войны, проходила линия фронта).

Повествование Блока о Мамаевом побоище начинается плавно, словно размышление:

Река раскинулась. Течет, грустит лениво

И моет берега.

Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога.

Текущая река – эта та самая Непрядва, у устья которой состоялась историческая битва. В Шахматово Блок видел речку Лутосню, под Царским Селом – Кузьминку, прорезающуюся всхолмленную местность, как и Непрядва, несущую свои воды с запада на северо-восток. В районе кузьминской долины она становиться неторопливой и раздольной рекой, лениво моющей берега и открывающей на них древние отложения кембрийской желтой глины. На кузьминских лугах стояли тогда и стога, так как за деревней Большое Кузьмино находились крестьянские покосы. И далее можно обнаружить и ритмические, и живописные, и звуковые соответствия, свойственные этой местности. Так крики донских лебедей (Над Непрядвой лебеди кричали, // опять, опять они кричат) словно ведут перекличку с лебедями Царского Села – одной из характерных примет «лебединого» города.

Вернувшись из Шахматово осенью 1908 г. Александр Блок, как и многие его современники, увлекается велосипедной ездой. «Ездили мы с Женей, – пишет он, – целый день на велосипедах – в Царское и в Павловск. Там тишина, сквозные леса, снег запорошил траву. В сквозных парках едут во все стороны. Очень красивые конвойцы в синих кафтанах на стройных лошадях. Разъезжаются и опять съезжаются. Ни звука. Только поезда поют на разных ветках ж.д.»

Маршруты Блока и Евгений Иванова проследить по этой зарисовке невозможно. Но все впечатления от увиденного и услышанного в этот день наслаиваются и переплетаются в единое целое: казаки Императорского Конвоя, встреченные в парках – их казармы, тогда еще деревянные, находились неподалеку от дачи Ивановых; животворящая тишина, столь свойственная Царскому Селу и Павловску, особенно в зимне-осенний период; поезда, «поющие» на Царскосельской и Варшавской железных дорогах и на Царской ветке…

Катание на велосипедах продолжалось и в дальнейшем. В июле 1911 года Блок сообщил матери: «Вчера был у Пяста в Парголове, а третьего дня у Иванова в Царском. То и другое было совершенно разно и очень хорошо. С Женей мы носились на велосипедах два часа – по Баболово». Дороги и аллеи царскосельского Бабололовского парка, проложенные вдоль него и сквозь его территорию (Продольная, Верховая, Круговая, Баболовская просека) как нельзя лучше подходили для велосипедных гонок.

Приезжал Блок в Царское Село и к И.Ф. Инненскому
на Захаржевскую улицу (незадолго до смерти поэта в 1909 году), и к литератору Гергию Чулкову, который жил на Малой улице рядом с домом Гумилевых (Об этом посещении свидетельствует его письмо к матери: «Вчера(28 мая 1915 г. – Авт.) мы с Пястом и Княжниным провели весь день и вечер у Чулковых в Царском Селе, ходили с визитом к А. Ахматовой, но не застали ее»), и к публицисту Р.В. Иванову-Разумнику на заседание Вольной философской ассоциации, в числе учредителей которойбыл Блок. Оно состоялось в доме по Колпинской улице 26 января 1919 года в городе, переименованном к тому времени в Детское Село.

За десять лет до этого 30 ноября 1909 г., Александр Блок проехал по Варшавской железной дороге к умирающему в Варшаве отцу мимо Царского Села. В этот день перестало биться сердце Иннокентия Анненского. На единственный прижизненный сборник стихов царскосельского поэта «Тихие песни» Блок отозвался вполне положительно, но крайне сдержанно. Потом корил себя за это, произнес немало добрых слов в отношении поэзии Анненского (в письмах к Иннокентию Федоровичу и Георгию Чулкову). Сам же Анненский в статье «О современном лиризме» сказал о Блоке, что он «… краса подрастающей поэзии, что краса! – ее очарование».

Наверное, существуют незримые нити, которые связывают очень разных, но духовно близких людей. В июле 1912 г. Блок переехал в свой дом под № 57 по Офицерской улице. Сначала они с женой Любовью Дмитриевной жили в квартире №21 на четвертом этаже, а в 1920 г. перебрались на второй этаж, в квартиру № 23. Здесь Блок и скончался 7 августа 1921 года. Он никогда не узнал о том, что в этой квартире совсем в другую эпоху проживал молодой Иннокентий Анненский.