|
Евгений Свидченко
С Лоркой в сердце. Моя Испания
(цикл стихотворений )
Колокола Андалузии
«Колоколам Кордовы
зорька рада.
В колокола звонкие
бей, Гранада...»
Федерико Гарсиа Лорка
Чистой воды колокол
звуки льёт, что олово.
Сердца тронет золото,
и по коже – холодно!
Колокол Малаги,
колокол Гранады...
Он с Севильи ладит
колоколом правды.
Кордова, Альмерия
грянут в унисон.
Колокол, как мера:
будет мир спасён!
Красный петух Испании
Красный петух Испании:
Кровью залиты очи!
От Великобритании
Освободиться он хочет!
Но путы сковали крылья
И шпоры сковали путы!
И стонет от гнёта Севилья -
Дети совсем разуты!
Красный петух Испании:
Сердце в груди клокочет!
Он избежит заклания!
Очень он этого хочет!
Истома
Все женщины
впадают в кому
на пляже
в этот вечер лунный:
ах, золотых песков
истома
и шелест волн,
не очень шумный!
Все женщины
впадают в кому,
а я один
бреду по брегу:
да много ль надо
человеку,
узревшему
дорогу к дому?!
Пленницы слов
Мужчины – ловцы глазами,
Девицы – пленницы слов.
Вот отчего часами
С тобой я молчать готов!
Любуйся моими усами,
Колючею бородой,
Чтоб не возникло меж нами –
Связи, ужасно простой...
Я же готов тебя слушать:
О, этот лепет и бред!
Но не заткну свои уши,
Не посмотрю тебе вслед!
Ощущения
И сегодня – я в печали:
ведь во сне снова
чайки кричали,
отлетая в отчаянье
от родного причала.
И волна нас качала,
и ощущенье начала...
Только чайки –
печально кричали,
оттого я сегодня в печали!
Безутешная вдова
Я отлёживал бока в тихой роще
Безутешная вдова – что же проще?!
Принесла мне Vina Blanka с закуской
И смотрела в глаза – очень грустно.
Как утешить мне тебя, сеньёрина:
"Есть ли тесная кровать и перина?!"
Растущий месяц
Какая во мне лучезарность,
И море – бескрайне и сине,
А небо над морем – всесильно:
Ни облачка! Вот что осталось
Для странного странника в роще,
(Хотя он совсем и не тощий),
Полакомиться не мешало б,
Но сорваны все апельсины,
А вечер особенно синий!
Достал я гитару, и струны
Безжалостно тронул рукою
(Ах, с голоду нет мне покоя)
Запел – и взошёл месяц юный.
Я пел для себя и для моря,
Рождая от месяца звуки.
Растущим он был, и горе
Растущим было в разлуке.
Испанская гитара
Не плачет моя гитара –
Поют её чудо-струны!
Наверно, и я не старый,
И вечер – совсем не лунный.
Не плачет моя гитара!
Душа же опять смеётся:
Наверно, и я не старый,
И песня так чудно льётся!
А ты потанцуй, попробуй,
Испанка цыганского жара!
Только певца не трогай,
Чтоб не случилось пожара.
Только певца не трогай –
Одну лишь гитару он любит
И рифмой, не очень строгой,
Ласкает её и голубит!
Лепесточки губ
Я был! Не стар, и крут!
С тобой, порою мягок,
В сказаньях – словоблуд,
И вообщем, не подарок!
Порой – совсем простой:
Объятья, поцелуи...
Звала ты на постой,
Ко всем в порту ревнуя.
О, Боже! Как я глуп!
Такую – обнимать бы,
И лепесточки губ –
Вдыхать! И целовать бы!
Небесная ладья
Вот также море билось
о берег в те столетья,
когда внимал и древний,
и новый человек.
Волна – она ведь вечна,
в ней чудные наречья.
Она мне душу лечит,
касаясь шумно век!
Волна меня качает
у дивного причала.
Сейчас сюда причалит
небесная ладья,
и мы с тобой отчалим.
Вон чайка прокричала.
Так важно для начала,
С тобою счастлив я!
Испанки
Испанки все чернобровы,
и много средь них толстушек,
Испаньи гортанно слово,
когда они в танце кружат
или готовы сразиться
с волною или луною,
в Испании чудные лица,
когда говорят со мною.
Понять их совсем несложно:
бровями, глазами, улыбкой
общаются неосторожно,
являя желания зыбки,
а если в танце фламенко
услышишь их кастаньеты
и звон каблучков, песня спета:
бросай звонким звоном монеты!
Забавно
Истомлённые кипарисы,
пожелтевшие тополя –
для нас не было это сюрпризом:
были убраны все поля.
Мы в Испаньи в закате июля,
половинкой когда луна
на оранжевом неба блюде
проползает коровкой, маня.
Жизнь на море – такая скука,
так и клонит – и днём-то! – поспать:
монотонно всё, как разлука,
но забавна на яхте кровать!
Спой мне песню, Alexandra!
Сегодня затишье на море,
И мерно его дыханье.
И парус застыл на просторе,
И воздуха благоуханье.
Дурманят цветы олеандра,
Тростник источает прелость...
Спой песню мне, Alexandra,
Твой голос – такая прелесть!
А я вновь тебе подыграю,
Дразня всеми пальцами струны.
Не далеко и до рая –
Ведь груди твои – как луны:
Одна из них светит рассветом,
В другой вижу отблеск заката...
Какое печальное лето –
Хоть грома услышать раскаты!
Брызги шампанского
Я увидел себя
загоревшим блондином
с белой испанскою бородой,
с глазами,
как небо, сиренево-синими,
улыбкой, блистающей белизной.
И, словно Нарцисс,
своим отраженьем
залюбовался! Был чудный рассвет.
В потоке актрис.
Грациозность движений.
Брызги шампанского. Мне – тысяча лет!
Цигарка
Последние часы
Прощанья с синим морем!
О, этой красоты
Не увидать мне вскоре!
Мне мил так всплеск волны,
Что и меня качала...
Последние часы –
Прощанья у причала!
Я мокр, солён и груб,
В усах торчит цигарка...
Последний поцелуй –
Он сладок так и жарок!
© Сopyright: Евгений Свидченко, 2014
|
Ай, душа!
Ай, душа!
Что ж ты маешься,
Душа,
Разрываешься?
Поселилась, видно,
В скорби,
В аорте?!
Вот и бьёшься,
Вместе с сердцем,
Да каешься!
Раздеваешь себя –
Как на курорте.
Обнажаешь в себе
Радуги струны,
Семиструнной
Звучишь гитарой...
Ах, душа!
Ты такая лунная –
Оттого тебе
Не хватает жару!
Вот и примешь
На грудь
Сто граммов –
Самой чистой слезы,
Горилки...
Ах душа,
Ты такая
Странная,
Тебе солнечный Запад –
Как ссылка!..
Вот и грею тебя
На солнышке,
С той надеждой,
Что ты оттаешь!
Ай, душа!
Тебя-то – на донышке!
Хорошо,
Что ещё летаешь!
Прохлада утра освежает плоть
Рассветный луч ещё не жарок
прохлада утра освежает плоть
по росным травам пробежала
мечта, гоня проклятий ночь,
страстей прелестных наважденье,
вернув и трезвость, и полёт,
слагал в уме стихотворенье
бежавший ночи звездочёт,
любил опять росы сиянье,
жужжанье пчёлок на лугу,
не призывая воздаянье,
и не кляня в душе пургу
Ах, Весна ты, Весна!
Ах, Весна ты, Весна!
Не до сна мне! И ты где-то шепчешь –
от печального сна,
у причала, у волны...
От простого причала...
Ах, Весна ты, Весна,
без меня ты совсем заскучала!
Значит,
важно скучать,
чтоб вернуть сокровенность начала!
Не Преходящая Любовь
Я – Ясень!
Один.
Среди Елей и Сосен
Раскинул широкую крону в осенней истоме.
Я – Ясень.
Всю Синь
Неба, все золото Солнца
Носил в кудрявой осенней Короне.
И в Осень –
О, как я любил!
Зелёных подружек ласки!
И хороводил, и вечерил, слушая песни-сказки.
Но Осень
Тучей
Чернее чернил,
Ветрилами ветви голит.
И Инеем
Крылья мои
Серебрит,
Шепча о прошедшей любови.
Я Ясень,
Я Нерв
Оголил,
Ветрами и стужей простужен.
Ветвям
Моим
Не хватает сил
Почувствовать, что я нужен.
Но знаю,
И в Зиму,
В свистящий мороз,
Звеня от обиды и боли,
Петь
Буду
Я, Ясень, льдинками слёз
Не Преходящей Любови!
Столетний старец Тимофей
По окончании войны мне голос был:
"Иди по направлению к Дахау!"
Я ужаснулся! Но исполнил.
Нас мало было, казаков, оставшихся в живых.
Пешком из Австрии до Мюнхена добрался.
На пустыре огромном лёг я спать
на свалке мусора. Голодный и замерзший.
Так дрожал от холода – стучали зубы.
Но сон уж брал своё.
И тут явился он – огромный светлый воин,
Благоверный Великий княже
Александр Невский – в доспехах
Стоял передо мной! И говорил:
"Поднимешь церковь здесь!" – он место указал.
– "Молиться будешь за души убиенных:
За русских, немцев, за евреев и цыган...
За всех погибших в этой страшной бойне!"
Столетний старец Тимофей был моложав.
Светился добрым горним светом,
Молитвы совершая день и ночь.
И принимал он всех в своей церквушке,
Сколоченной из ящиков и досок. И во дворе.
Иконы были – католиков и православных –
Из разных стран, лампадка
мерцала тускло, но струился – неземной
над всей обителью, над садом, над цветами –
Фаворский Свет.
И приходили женщины – не в джинсах,
а надевали юбки и платки.
Со всеми говорил он
на русском языке, немецкого не зная. Но никто,
Казалось, перевода и не ждал.
Всем нужно было старца просто видеть.
И старец выходил. И улыбался доброю улыбкой.
Был композитор у него в гостях,
Мистерию писал он. И пытался
Воплотить в мечтах и музыке Небесный Храм.
Но старец говорил со мной:
– "Молись Пречистой Богородице, проси Её –
Она всегда поможет. Как помогла мне отстоять
Мою церквушку. Когда
«навис» над нею Олимпийский стадион,
молил я непрестанно.
И люди стали приходить, устроили пикеты.
Сам бургомистр и главный архитектор приезжали
И решили огромный стадион перенести.
И церковь сохранить!
И помни: где молитву совершаешь –
Там Иерусалим!".
Признаться, не понял я тогда, что это значит.
Но мысль запомнилась и заставляла
Думать. Теперь мерцает
Прозрение во мне: не видел ли,
Молитвы совершая в своей церквушке,
Старец Тимофей Иерусалим Небесный?!
|
